Сайт выпускников ШМАС

Погода плохой не бывает 

Часть 1. Туман, неба не видно

Проснулся я от того, что какой - то тяжёлый и тупой предмет ткнулся мне в плечо. Я открыл глаза. В тусклом свете ночника, покачиваясь в такт ритмично постукивающему на стыках рельсов вагону, сидя спали, прислонившись друг к другу одетые в рванину молодые люди, лет, эдак, под 18 - 20. Столкнув с плеча чью - то, одетую в грязную ушанку голову и ловко увернувшись от свисавшей с верхней полки руки я встал и, не разбирая дороги, пошёл по беспорядочно разбросанным по полу сумкам и рюкзакам в туалет. В вагоне стоял тяжёлый запах грязных носков, немытых тел и винного перегара. Вернувшись на место из недалёкого путешествия умытым и слегка взбодрившимся я уставился в окно. Светало. Мимо проносились едва видимые через заляпанное стекло рваные клочья тумана. Наступало утро 10 ноября 1976 года. Воинский эшелон шёл на северо - запад, в Польшу. И только содержимое нашего, последнего в составе вагона, должно было быть выгружено в Могилёве. А пока мы находились в полосе отчуждения. Уже не гражданские, но ещё не военные. И пока наше будущее в густом тумане, в памяти легко всплывали эпизоды из недалёкого прошлого...

Призывная комиссия у меня случилась точно в день моего 18-ти летия, 18 октября 1976 года. Помню, что получив повестку, я ещё подумал, что ничего себе, подарочек от родной армии... Октябрьский райвоенкомат Кишинёва представлял собой одно - и двухэтажные строения, соединённые между собой самым причудливым образом. И вот, в течении целого дня по всем этим этажам и переходам неспешно перемещается из кабинета в кабинет серая масса, именуемая призывниками. Последний раз проверяются и уточняются факты коротеньких, пока, биографий. Далее, унизительная в некоторых моментах медкомиссия. Хотя и без смешных эпизодов не обошлось, благо всякого рода чудиков всегда и везде хватает. Врачиха, проверявшая слух, сидела в нескольких метрах от проверяемого и шёпотом произносила цифры, которые надо было повторить. И вот сел этот чудик на стул и она ему из угла шепчет:
- Двадцать пять.
Он ей также шёпотом отвечает. Она снова шёпотом:
- Тринадцать.
И он шепчет в ответ.Ну, врачиха не выдержала, да как гаркнет на него, чего, мол, шепчешь, а он в ответ, что сами же просили за вами повторять... Славно мы тогда оторжались. И вот, после прохождения медкомиссии, финальный аккорд... Захожу, в одних трусах, в комнату, где за столом сидит святая троица, единая в трёх лицах... Военком подполковник Лещенко, представитель райкома комсомола и какой-то Герой Социалистического труда. Начинают листать моё дело и тут Герой вдруг восклицает:
- Да у него же сегодня день рождения!
Все начинают меня поздравлять, жать руку. Выглядело это довольно нелепо, учитывая, что все были при галстуках, а я - исключительно в трусах. Но на этом Герой не успокоился и предложил мне, в качестве подарка, самому выбрать род войск, где я хотел бы служить. Ну, я и не задумываясь ляпнул:
- ВВС.
- Молодец, - сказал военком и вписал мне в личное дело "ВВС наземные". И только по дороге домой до меня дошло, какую я сотворил глупость. Ведь наземные ВВС,с большой долей вероятности - это рота охраны. Но всё сложилось по другому...

На Республиканском сборном пункте 6 ноября 1976 года, в предпраздничный день, всё говорило за то, что служить я буду в ВВС, в роте охраны. Поэтому, когда нам раздали военные билеты и отпустили на праздники домой, настроение было, хуже не придумаешь. Рота охраны... Через день на ремень. Два напрочь потерянных года. Но 9 ноября раздался, поистине, голос с неба, усиленный динамиками, возвестивший, что призывников Чапкого,Тюпу и меня ждут у трибуны. Там нас ждал высокий, полный майор - авиатор с нашими личными делами. Он велел нам следовать за ним и пока мы шли, то строили самые различные предположения о нашей дальнейшей судьбе. Майор подвёл нас к группе призывников и сказал стоящему рядом с ними ефрейтору с погонами пограничника, что команда, наконец-то, сформирована. На все наши вопросы майор Сёмкин и ефрейтор Семёнов отвечали стандартно:
- Всё узнаете потом...
Но, всё-таки, в итоге, Семёнов раскололся и сказал, что едем в Могилёв, в учебку. Я ещё успел до отправки махнуть через забор и смотаться домой, чтобы сообщить эту новость.Правда, сильно смущали пограничные погоны ефрейтора, но он на эту тему упорно молчал. Потом был марш на вокзал, шмон на предмет наличия спиртного, погрузка... И вот, уже скоро пойдут вторые сутки, как мы, пятьдесят призывников из Молдавии едем сквозь дождь и туман выполнять нашу священную обязанность... Я и Чапкий - из Кишинёва, Тюпа из Дубоссар, Витя Безбушко из Тирасполя, остальные - из сёл, многие едва говорили по - русски.Часам к 9 -ти народ проснулся, кое - как привёл себя в порядок и позавтракал остатками взятой с собой домашней провизии и выданным уже в поезде сухпаем, запивая всё это вином, которого протащили, несмотря на шмон, целое море. Я подсел к Вите Безбушко. Он в прошлой, гражданской жизни, был, оказывается, начальником пожарной команды. Маленького росточка, кругленький, с крупными чертами лица он был самым старшим из нас. Достав из рюкзака толстый, потрёпанный блокнот, Витя стал показывать мне перерисованные из книги "Атлетизм" комплексы упражнений, которыми он собирался заняться в армии. Так, за неспешным разговором и скоротали мы медленно тянущееся время. Ближе к обеду прибыли, наконец, в Могилёв. Там погрузились в два грузовика и поехали в часть. По дороге, несмотря на присутствие в машине майора Сёмкина, допили недопитое. По прибытии в часть, нас, в первую очередь, отвели в столовую и накормили. На масло, к которому почти никто из нас не притронулся, тут же налетели бойцы, как потом выяснилось, постоянного состава. Потом, пока ожидая старшин рот, стояли на плацу, самые информированные и ушлые прятали в кустах деньги,чтобы старики не отобрали. Наконец пришли два прапорщика, старшины рот, со списками и началось распределение по ротам. Прапора были один маленький и толстенький, другой высокий и худой.И я загадал,что если попаду к высокому, то всё будет хорошо... И вот всё ближе, двигаясь по алфавиту, они приближались к моей фамилии. Я напрягся в ожидании.
- Попа Ион! - выкрикнул высокий. Я облегчённо вздохнул...

Часть 2. Дымка

Письмо родителям... 

Здравствуйте, мама и папа !

У меня всё хорошо. Доехали нормально. Служить я буду в Могилёве, в школе младших авиационных специалистов. Получу специальность механика метеоприборов, метеонаблюдателя. Срок обучения - полгода. Кормят вполне приемлимо. По службе никаких проблем нет, так что не волнуйтесь.

Ион.

Письмо Н.

Привет...

Вот и прошли первые две недели службы. Началось всё с того, что мне кардинально поменяли внешний вид. Пришла к нам прямо в часть тётенька - парикмахер и безжалостно срезала мои роскошные кудри а - ля Анджела Дэвис под ноль. Потом старшина выдал нам форму. Сама процедура напоминала сцену получения нами спортивной формы перед поездкой на сборы в Крым, помнишь? Только вместо трусов и футболок - подштанники, вместо cпортивного костюма - повседневная х/б, вместо болониевой куртки - парадка. Ты помнишь, как я молился на свои чешские "ботасы" ? Теперь я молюсь на сапоги - лицо солдата. Так что теперь ты бы меня не узнала. В прошлом остались расклёшенные брюки, водолазки, тупоносые туфли и джонленноновские очки. Кормят не бог весть... Как у нас на тренировках в лесу, только вместо тушёнки - сало, да вместо сгущёнки - кисель. Кино здесь показывают три раза в неделю, вот только репертуар... Смотрели фильм начала 50-х годов про колхозную жизнь, а я вспоминал, как мы с тобой смотрели "Романс о влюблённых"... А ещё каждый вечер, когда мы со строевой песней маршируем по территории, я вспоминаю наши посиделки с гитарой, песни Высоцкого, Визбора. Сейчас со всех сторон несётся про пуговицы в ряд, про полевую почту и про солдаты в путь. Помнишь, как ты читала в пионерлагере у Жюля Верна про папуасов и алеутов? Здесь, в учебке, собраны "аулеты" и "папаусы" со всего бескрайнего Советского Союза. Молдаване, гагаузы, немцы, казахи, есть даже один лакец... Для многих русский язык - экзотика. Но на занятиях, пока, кроме уствов и текста присяги ничего не изучаем, так что все справляются. А ещё вспоминаю наш вечерний техникум. Последняя пара заканчивалась в 22.30, а потом мы ещё шли с тобой через весь город до твоего дома... А тут в 22.30 мы уже в коечках баиньки. Вот только боюсь, что со спортивным ориентированием у меня после армии могут быть проблемы. Ведь тут о спорте не имеют никакого понятия. По утрам несколько минут машем руками, да потом с километр трусцой по территории. И это всё. На этой оптимистической ноте заканчиваю. Передавай привет ребятам на заводе, в команде, в техникуме, всем нашим. Всех помню и люблю.

Ион.

Письмо другу.... 

ЗдорОво!

Cегодня у нас в учебке праздничный день, мы принимали Присягу. Так что можешь поздравить, теперь я настоящий воин. Занятий сегодня нет, а потому появилось время чиркнуть пару строк. Уже втянулся я в армейскую жизнь. И, прямо скажу, не испытал с этим никаких проблем. Подъём, пародия на зарядку, уборка территории или казармы, завтрак, занятия (уставы, политподготовка, немного автомат, строевая подготовка), обед, самоподготовка, ужин, личное время (его немного, но хватает на всё: и подшить подворотничок, и газету почитать в ленкомнате и просто покалякать), программа "Время" по телевизору, прогулка строем с песней перед сном и в койку. И так каждый день. В пионерлагере, если помнишь, режим был примерно таким же. Раз в неделю - наряд. Тоже ничего такого. На кухне был полтор раза. Выковыривал глазки из картофелин после картофелечистки, да мыл на кухне пол. Дневальным тоже не сложно. Стоишь себе на тумбочке да орёшь изредка:"Дежурный на выход". А в штабе и на КПП, вообще, лафа. Теперь, после принятия присяги, добавится ещё караул. После присяги нам можно доверить оружие. И это оружие - автомат АКМ. За время похождения курса молодого бойца мы пару раз разбирали и собирали автомат, после того, как сержант объяснил нам его устройство. Но, после уроков нашего школьного военрука, это всё, как сам понимаешь, семечки. Потом было одно практическое занятие по прицеливанию. Прямо в казарме установили автомат в неподвижный станок и каждый произвёл три условных выстрела по цели, которую один из нас гонял, следуя нашим указаниям по листу бумаги, отмечая карандашом "пробоины". Потом линейкой измерялось расстояние между ними и в зависимости от результата выставлялась отметка. Я первые две "пули" всадил одна в одну, а вот третью... То - ли я станок сдвинул, то - ли случайно первые два один в один вогнал, короче - третий выстрел ушёл далеко в сторону. И, как итог, общая оценка - три балла. А на стрельбище был, вообще, цирк. Все стреляли по одним и тем же мишеням, а каждую новую пробоину обводили мелом, так что простор для фальсификации результатов был весьма широкий. Шёл мелкий дождик и мне водичкой залило очки, а так как, ты же знаешь, я и без того слепой, то куда - то там попасть было просто нереально. Поэтому я просто навёл автомат в район мишени и, не целясь, нажал на спусковой крючок три раза. Когда мы подошли к мишени, то к своему удивлению я увидел, что одна пуля попала в восьмёрку. Две остальные ушли в "молоко". Но сержант быстро исправил положение, стерев мел вокруг двух десяток, так что подошедший офицер записал мне отличный результат - 28 из 30. Даже благодарность за отличную стрельбу получил я от командира взвода. Ну, сравнишь разве этот цирк с тем, как мы в школе стреляли, помнишь? И одиночными, и очередями, и трассирующими, и по движущимся мишеням... А здесь, кажется, этим цирком всё и ограничится. Ну, да ладно... Вот завтра приступим к изучению специальности, будет поинтересней. На этом прощаюсь. Привет всем нашим.

Настоящий солдат Ион.

Часть - 3. Переменная облачность

- Девятый взвод, подъём! Сорок пять секунд, стоять в строю по полной форме!
Голос сержанта Лисицина богат на интонации, но мне сейчас не до акустических тонкостей вибрации его голосовых связок. Я сбрасываю одеяло и, ещё не продрав глаза ото сна, натягиваю брюки, наматываю портянки, сую ноги в сапоги, нахлобучиваю на голову шапку и, схватив с табуретки китель, с включённым автопилотом бегу к месту построения, на ходу застёгивая пуговицы и защёлкивая ремень. Сердито уставившись в пол перед собой и недовольно сдвинув брови наш замок продолжает исполнять утренний ритуал.
- Нижний ярус - на умывание, верхний - заправлять койки!
Мы рассыпаемся по своим местам и, поскольку я сплю на койке нижнего яруса, то, сбросив китель, хватаю зубную щётку, тюбик "Поморина" и полотенце. И вот уже мы, сломя голову несёмся вниз по лестнице с третьего этажа на первый, где привольно раскинулся учкорпус. Так в ШМАСе называли туалет и умывальню. Здесь зевать не приходится, и вот уже голос Лисицына гонит нас наверх, где мы меняемся местами с курсантами, спящими на койках верхнего яруса. Они бегут в учкорпус, а мы приступаем к заправке коек. Дело это не хитрое, но требующее определённых знаний и навыков. Главное, чтобы простыни и одеяло были заправлены в натяг и без складок, а третья полоса на одеяле должна попасть точно в торец матраца. После этого при помощи перевёрнутой табуретки всему сооружению придаётся вид параллелепипеда. Тем временем возвращаются курсанты верхнего яруса и замкомвзвода Лисицын ведёт нас на зарядку. В плотном строю бежим по свежевыпавшему снегу, похрустывающему под нашими сапогами. Обгоняем "семёновцев", взвод из первой роты. Их гонит "гусиным" шагом самый "злой" замок в учебке младший сержант Семёнов. Он своих бойцов гоняет по полной программе. До сих пор, после отбоя, со второго этажа, где находится первая рота слышится иногда грохот. Это отрабатывают "отбой - подъём" с построением с тумбочками "семёновцы". Это после трёх - то месяцев службы! А нам с сержантом повезло. Во - первых, спокойный, ровный характер. Во - вторых, жизненный опыт. Лисицын успел до армии закончить техникум по специальности ремонт и эксплуатация холодильных установок и объездил по железной дороге пол - страны, обслуживая вагоны - рефрижераторы. В - третьих, мы его второй выпуск, а это самый оптимальный вариант, потому что с первым выпуском замок набивает себе все шишки, а с третьим, дембельским, позволяет себе расслабиться. Ну, и в - четвёртых, Лисицын - рыжий.

Помахав немного руками и пробежав ещё один круг возвращаемся в казарму. Опять разделяемся. Одно отделение остаётся убирать кубрик, а два других сержант Лисицын ведёт на уборку территории. Наш участок прилегает к свинарнику. Быстро расчищаем снег и оккупируем курилку. Кто курит, а кто просто сидит за компанию. И это самые приятные минуты из утренней программы, когда никуда не бежишь и не строишься в ряд. Но и они проходят.

Строем возвращаемся в казарму, которая к этому времени блещет чистотой и уставным единообразием. Очередное построение, на этот раз на завтрак. И вот мы уже несёмся, "слева, по одному, повзводно" по лестнице на первый этаж в столовую. И как только никто не переломал себе ноги во время этих прыжков по ступенькам! В столовой каждое отделение выстраивается у своего стола. Затем в полной тишине раздаётся голос Лисицына: "Вторая рота! Головные уборы снять! Садись!"... Особо рассиживаться не приходиться, и вот, мы уже встаём по команде, надеваем головные уборы и прыгаем вверх по ступенькам в роту. Опять построение, теперь уже на утренний осмотр. И опять в главной роли Лисицын. Он проверяет наш внешний вид, наличие ниток, иголки, носового платка. Во время осмотра появляется командир 9 - го учебного взвода лейтенант Трегубов. Но вот все утренние ритуальные действия остались позади. Впереди апофеоз, который называется развод на занятия.

Перед строем роты появляется её командир майор Мазепов. Перекатываясь литым шариком на своих коротких, кривоватых ногах перед личным составом, он кричит что - то маловразумительное про дисциплину, чистоту, успеваемость, но сегодня, почему - то, не долго. Это радует, поэтому и ведёт нас к клубу, где на втором этаже находится наш учебный класс сержант Лисицын в хорошем настроении. Сегодня он проводит занятие по теме "Устройство и эксплуатация телеграфного аппарата Т - 51". Предмет он знает хорошо, поэтому его указка стремительно порхает по схемам и чертежам и, описав полукруг, уверенно упирается своим остриём в развешанные по стенам стенды с узлами аппарата. Тем временем, курсанты 9 - го учебного взвода под рассказ о приёмнике, главной оси, мечеобразные рычаги и фрикционную муфту занимаются своим делами. Кто пишет письма домой, кто смотрит с тоской в окно, кто просто дремлет. Пока всё хорошо и спокойно. Хуже будет на занятиях по электротехнике. И не потому, что это сложный предмет. Нет, просто электротехника сегодня перед обедом, а уже за полчаса до приёма пищи ни о чём другом, кроме, как о ней, родимой, думать невозможно. И хотя в ШМАСе кормят не бог весть как, но ждёшь обеда с нетерпением, под аккомпанемент урчащего желудка. И, вот уже, наконец, снова рота, снова сержантские "слева по одному..., головные уборы..., садись..., встать..., строиться". А после обеда другая напасть - борьба со сном. На самоподготовке Лисицын сидит с нами в классе и, чтобы самому не уснуть, рассказывает про свою до армейскую жизнь. Рассказчик он хороший, да и рассказать есть о чём.

Зимой темнеет рано, поэтому в казарму после учёбы мы попадаем уже в полной темноте. До смерти надоевший за день сержант Лисицын строит нас на ужин. И опять прыжки по лестнице, и опять наступаю на пятки Геши Гладунова, а в спину мне дышит Серёга Ганин. И снова уныло жуём мы опостылевшую жареную мойву. А за соседним столом уже второй год давятся той же мойвой замки. Залив мойву чаем поднимаемся в роту, на третий этаж. До программы "Время" ещё час. Подшиваю свежий подворотничок и спешу в Ленинскую комнату, чтобы почитать "Советский спорт". Потом 15 - 20 - ть минут на художественную литературу и вот уже команда строиться на просмотр программы "Время". Уже на последних тактах музыки Свиридова курсант Ганин, сидящий за мной, упирается мне в спину головой и вскоре мирно засыпает. Пробуждает его ото сна лёгким подзатыльником всё тот же сержант Лисицын. И таких подзатыльников раздают сержанты немало. Окончательно сон удаётся развеять на вечерней прогулке. Бодрящий морозец и громкая строевая песня вдыхают в нас свежие силы перед вечерней поверкой. И пусть этих сил осталось немного, но их должно хватить на короткое "Я" после своей фамилии, которую торопливо выкрикивает, опять же, сержант Лисицын. И вот, наконец, долгожданное: "Рота отбой!"... Быстро снимаю обмундирование и аккуратно укладываю его на табурет. Юркаю под одеяло и блаженно закрываю глаза...
- Девятый взвод, подъём! Сорок пять секунд, стоять в строю по полной форме!
Очередное утро в могилёвской ШМАС начиналось с богатого на интонации голоса сержанта Лисицына...

Часть - 4.

Учебный класс нашего 9 - го учебного взвода находился, в отличии от классов других взводов, не на первом этаже казармы, а в здании клуба. Построившись после развода на занятия у казармы мы шли через плац к клубу, там по деревянной лестнице поднимались наверх, в небольшой предбанник, где находилась вешалка для шинелей и старенький, обитый чёрным дерматином скрипучий диван с высокой вертикальной спинкой и валиками - подлокотниками. Сняв шинели и шапки, через высокую двустворчатую дверь мы попадали в наш класс. Три ряда столов, по пять в каждом, табуретки. В среднем ряду, вплотную к первому столу, стол преподавателя. За его спиной доска, по бокам которой два высоких окна с видом на Днепр. На противоположной от доски стене висит взводная Доска почёта. По левой стене развешаны стенды с узлами телеграфного аппарата Т - 51. Тут же у доски и сам аппарат в сборе. Рядом с ним факсимильный аппарат ФТАК - 2П "Ладога". Стена справа увешана лозунгами и диаграммами про решения партии и как они, эти решения, воплощаются в жизнь советским народом.

Факсимильный аппарат ФТАК - 2П "Ладога". Именно его мы изучали в Могилёве. Теорию - устройство, электрическая схема - преподавал наш командир взвода лейтенант Трегубов, а практические занятия по приёму факсимильной информации проводил прапорщик Шаерман. Надёжная машина. Но в качестве принимаемой факсимильной работы, конечно, проигрывала ФАК - П. Пишущий инструмент на "Ладоге" - спираль и неподвижная линейка - был более грубым, чем струна и бесконечная движущаяся лента на ФАК - П. Поэтому в Смоленске мы использовали "Ладоги" только как резерв на самый крайний случай. И они ни разу не подвели. А вот что пользовалось спросом, так это линейки. Это был готовый желоб, который мы использовали для сбора берёзового сока. Бункер штаба корпуса находился в лесу, и недостатка в берёзах не наблюдалось.

В Могилёвской ШМАС решались две главные задачи. Во - первых, из разнородной и пёстрой массы призывников делали однородную, серую массу дисциплинированных исполнителей. А, во - вторых, из этих исполнителей готовили специалистов метеослужбы, обеспечивающих безопасность полётов. И если первую задачу решали сержанты, заместители командиров взводов, то вторая возлагалась на офицеров - преподавателей. Наиболее колоритными личностями среди наших учителей были лейтенант Трегубов, преподававший электрорадиотехнику и старший лейтенант Попов, читавший нам метеорологию и аэрологию. Более разных людей трудно представить. Молоденький, всего как год назад окончивший училище Трегубов был худ, вихраст, самоуверен. Разжалованный из капитана Попов был толст, лыс, знал себе цену. И если у бледного, с мальчишеским румянцем Трегубова всё ещё было впереди, то у красномордого Попова всё уже было. И даже одеваться они умудрялись по разному. Трегубов, как правило, ходил в туфлях и серо - коричневой длинной шинели, а Попов - в короткой, стального цвета шинели и в сапогах. А уж как различалась у них методика преподавания! Трегубов, выслушав доклад дежурного по классу, тут же, без раскачки начинал поголовный экспресс - опрос, задавая короткие, примитивные вопросы, типа: "Как заряжен электрон?","В чём измеряют силу тока?","Какое напряжение в сети?" и т. д. После этого он нудно и скучно рассказывал нам про устройство и принцип работы радиоламп (что было, ну, совсем не актуально) или же про устройство и принцип работы факсимильного аппарата "Ладога" (что было поинтересней, но, как позже выяснилось, тоже совсем не актуально). Всё это обильно перемежалось воспоминаниями о его учёбе в училище и просто трёпом за жизнь, благо поводов хватало, ведь Трегубов был нашим командиром взвода. Попов очаровал меня сразу же,с первой фразы. 
- Запомните раз и навсегда и зарубите себе на носу - по вине метеослужбы не разбился ещё не один самолёт! - так начал он своё первое занятие. Своим грубоватым голосом, задыхаясь будто от быстрой ходьбы Попов рассказывал интереснейшие вещи про облака, грозы, туманы. Как романтично звучали для меня слова - адвективный туман, облака кумулюснимбус, шаропилотный круг Третьякова... Попов учил нас вещам, которые сам прекрасно знал и в теории и на практике. Причём материал он подавал в предельно упрощённой, рассчитанной на специфический контингент курсантов форме. Все его любили и уважали, хотя он мог позволить себе иногда и такие вещи, как трахнуть по столу со всего маха перед задремавшим воином указкой и отправить бедолагу пробежать пару кругов по территории части, чтобы стряхнуть сон. И уж совсем вырос его авторитет, когда кто - то из сержантов рассказал за что Попова понизили в звании. Якобы во время танцев в городском парке Могилёва курсанты что -то не поделили с местными парнями и одного солдата пырнули ножом. И, тогда ещё капитан Попов поднял часть по тревоге, курсанты блокировали парк и отметелили всех, кто там был, и правых, и виноватых. В итоге подрезанный курсант умер, а Попова понизили в звании до старлея. Так - ли оно было на самом деле - мы не знали, но верили, что так. Были у нас в ШМАСе и другие преподаватели. Слегка похожий на поэта Роберта Рождественского начальник учебной метеостанции капитан Феоктистов, прапорщики Шаерман и Приходько, преподававшие практическую радиотехнику, замполит нашей второй роты бывший вертолётчик капитан Поликовский, проводивший на пару с Трегубовым политзанятия. Все они внесли лепту в наше обучение.

Продолжение следует...